Кызылординские вести

По территории Кызылординской области сейчас проходят пятнадцать пар поездов. Скорых и пассажирских. Еще десять лет назад вдобавок к ним курсировали составы почтово-багажные и «тихоходы» пригородного сообщения. На полустанках кипела жизнь. Фыркали на крылечках крошечных станций самовары.

Веселые дачницы и дачники, обремененные поклажей, у трех-четырех домиков в открытой степи сходили с «тихохода». Поздоровавшись со смотрителем и путейцами, шлепали по протоптанным меж зарослей тугайного леса тропам к своим участкам. Жители разъездов с почтово-багажным поездом возили в город молоко. Что ни говори, сообщение меж населенными пунктами – большое дело. «Тихоходы» были признаны нерентабельными, сельский люд стал ездить от села к селу на перекладных, а на полустанках остались последние из могикан. Жить. Доживать.

К усадьбе Жамили Корганбаевой, единственной на столетнем восьмом разъезде, можно добраться лишь по старой автомобильной трассе, которая и заканчивается «ежом» из кусков рельс на перекрытом сейчас переезде. На вопрос о том, как поживает Жамиля с детками, женщина непременно ответит: - Слава Богу! Мудрый человек, и оставшись в голой степи, сохранит достоинство и семейный уклад. Впрочем, окрестная степь наполнена запахами и звуками, красками ранней осени, ветром и солнцем. Очарованием.

Муж тетушки Жамили Нуртай был железнодорожником. В былые времена на разъезде в казенном домике жили четыре семьи. Не горевали. Все на полустанке было приспособлено к тому, чтобы можно было вести хозяйство, воспитывать детей, возить их в ближайший аул в школу.

- Сейчас мы с детьми остались одни в шестнадцати комнатах, - рассказывает Жамиля. - Я уже два года как вдова, но дом приватизировать Нуртай успел, так что оставил нам отец и крышу над головой, и немалое хозяйство.

Детей у хозяйки семеро, школьников в семье нет. Четыре дочери и старший сын Жамили Корганбаевой, Галым, живут отдельно. В ближайшем райцентре, в городе. А одну из дочерей, Гульсару, занесло аж в Жезказган, как объясняет мать, работает она там «в органах». Правда, пустым добротный кирпичный дом на разъезде никогда не бывает. Два сына, Серы и Серик, ведут хозяйство, внуки у бабушки, когда выпадает время, гостят неделями. Помогают заготовить сено, в те годы, когда в окрестных каналах достаточно воды, работают на огороде. Нынче поле обработать не удалось.

Жадыра, дочка, что работает в десяти километрах от дома в поселке Теренозек в райсобесе, здорово справляется с мудреной мулкал-печью, что сложена одним из братьев во дворе на пригорке. В печи пекут хлеб, пышные домашние караваи. В загоны для скота с пастбищ вечером возвращаются бычки и барашки, и скоро наступит время согыма, зимнего забоя. Мясо забитых животных посолят, подвялят, и всю зиму апа будет варить сыновьям, большую часть дня проводящим на подворье, сорпу. Плоть насыщает плоть, говорят окрестные жители. Нельзя настоящему казаху быть здоровым, живя на подножном корму.

Время не жалеет ничего. Здание станции и казармы для путейцев, построенные на разъезде еще в начале прошлого века, кто-то приватизировал.

– Мы даже не знаем, кто, - сожалеет Жамиля. – Наверное, кто-то из сотрудников отделения железной дороги. Можно было бы надеяться, что у нас появятся соседи, ведь такие добротные строения подошли бы и под дачи, и под фермерские дома, но, к сожалению, новые хозяева их постепенно разбирают.

Купить и разобрать дом из цар- ского «николаевского» кирпича, который мог быть построен только первопроходцами железнодорожной линии «Оренбург - Ташкент», считается большой удачей. Красный николаевский кирпич такой крепости, что простоит еще два века, хорош он и для кладки печей. По пятьдесят тенге за штуку покупают его знающие печники у населения. Так что, приватизировав станцию за копейки, можно сделать на ней сотни тысяч тенге.

- Бог с ней, со станцией, - сердится хозяйка, - вот с водой у нас казус. Пока разъезд служил своему назначению и принимал поезда, в нормальном рабочем состоянии была у нас скважина, все мы ею пользовались. Со временем остался от нее только колодец. Из него мы и качаем воду. А недавно приехали какие-то люди, и, даже не представившись, поставили ультиматум. Или вы платите за воду, или мы крышку колодца завариваем наглухо. Вот из какой, интересно, водохозяйственной службы эти люди были? Делать нечего, «сборщикам» мы отстегиваем тысячу тенге каждый месяц. Из каких соображений и по каким тарифам, я не знаю…

У нас с любого беззащитного человека каждый с мандатом готов копейку взять. Кому нужен этот колодец, кроме единственной семьи? Никому. Но Жамиля знает, что воды больше взять будет неоткуда, да и скот совсем уже скоро поить будет негде. Пересохнут окрестные водоемы. И махнула рукой на поборы.

Сейчас на полустанке до того красиво, что хочется молиться на всю эту благодать. Вековые карагачи роняют мелкие листья, за околицей до самого горизонта пестреет бескрайняя степь. Толстые щенки телепают по двору на некрепких ножках. Экзотический череп-оберег на сухом дереве притягивает взгляд, колесо от старой арбы хозяева бережно положили под куст жынгыла. Может, и пригодится когда в дело. В воздухе летают пушистые зонтики с семенами диковинных растений, и сладкий запах осенней листвы щекочет ноздри. Совсем скоро всю эту красоту накроет песчаными бурями, затем выпадет снег, и метели будут выть за окнами и в печных трубах. Тогда и придет настоящее одиночество. Когда природа перестанет быть подругой. В прошлую зиму, пугавшую то трескучими морозами, то неожиданными резкими оттепелями, на плотной ледяной корке двора поскользнулась тетушка Жамиля. Сломала руку, да так, что из раны торчали кости. Врачи районной больницы сделали все, что могли, но несколько костных обломков пришлось удалить. Так и ходит теперь женщина в рукой на перевязи и слушает советы редких гостей, что лучше пойти на пенсию по инвалидности или по возрасту, как многодетная мать. Каждый советует разное. И от раздумий болит голова.

Странное чувство. И уезжать не хочется, и жить бы здесь не хотелось.Сколько их у нас в Приаралье маленьких осколков прошлого, вдоль железнодорожной линии в семьсот километров длиной? Никто не считал. Лишь изредка издалека, с центральной трассы, какой-нибудь наблюдательный дальнобойщик увидит дымок за насыпью и вздохнет: - Люди везде живут…

Наталья ДЕНИСОВА.