Кызылординские вести

Оксана с Маратом прожили двадцать лет душа в душу, когда их маленький мир взорвало однажды появление на пороге дома молодой женщины. Она постучалась в дверь, приняла предложение хозяйки пройти и в просторной прихожей вручила Оксане тяжелый теплый «кулек» из двух застиранных пледов.

- Вот. Дарю. Сынок вашего мужа. Я, конечно, понимаю, что вы не ждали, не гадали появления наследника, вам-то уж точно уже никогда не родить, так что пользуйтесь.

Хлопнула гулко дверь, шаги на лестнице скоро затихли. Из кулька раздалось кряхтение. Оксана, лишь сейчас понявшая, что произошло, поспешила с «подарком» в спальню, где еще отдыхал после корпоративной вечеринки муж.

- Вставай, вставай сейчас же!

Муж протер глаза и уставился на жену.

- Что это? Кто это? Как ты мог?

Флегматичный Марат положил «кулек» на колени, развязал грязную ленту, скреплявшую его. Под пледами обнаружился розовощекий, мирно спавший малыш лет двух с небольшим.

- Подкинули?

- Нет, не подкинули. Мадам, привезшая ЭТО, сказала, что мальчик – твой сын.

- Мой сын… Ну-у-у… Я в курсе того, что у меня есть сын. Но увидеть его никогда не стремился. Будешь упрекать? Нет?

Оксана растерялась. Она Марату за много лет семейной жизни так и не смогла родить ребенка и легко принимала его уверения в том, что он ее любит и такую. Не способную на биологическое материнство. А сейчас? Все рухнет? У него есть…

- У тебя есть другая?

- Глупости… Грех случайный. О нем я не раз сожалел. Мама этого мальчика – горничная в провинциальной гостинице, в командировках, сама понимаешь, чего только не происходит. Она звонила года три назад. Сообщала о беременности. Я посоветовал ей сделать аборт. Даже денег перевел на карточку. То, что она не пошла в больницу, - ее проблемы.

Чем здесь виноват малыш? Ничем. Через два часа Оксана с Маратом уже бегали по магазинам, стараясь купить именно то, что нужно. Белье и одежду по росту мальчишке, детское питание. С ребенком пока сидела домработница, и хозяева каждые пятнадцать минут звонили ей, чтобы справиться, как дела. Дела шли нормально. Мальчик с удовольствием ел, смотрел телевизор, играл набором столового серебра и совсем не плакал.

Марату пришлось перезвонить маме отпрыска, узнать, как его все-таки зовут, нет ли у него на что-либо аллергии, а также действительно ли она хочет его отдать. Мама собиралась замуж, от «байстрюка» хотела избавиться любым способом, звали его, как папашу, Маратиком. А жил Марат-младший все свои два с половиной года у дальних родственников в ауле. Наверное, ничем не болел. Кажется, всегда был вполне адекватен. В суде уже лежит иск об установлении отцовства, все документы, что нужны, мама подпишет.

Жизнь стала другой. Маратик быстро покорил сердца новых родителей, которые в приливах едва изведанной любви к своему чаду были щедры, самоотверженны и внимательны. Им все нравилось. Купать, кормить, катить по тротуару коляску, выбирать в аптеках баночки с заморским пюре. И все бы хорошо, но… ребенок молчал. Было видно, что он едва понимает Оксану и Марата, а уж объяснить ему что-либо представлялось совсем невозможным. Те слова, которые мальчик иногда пытался произнести, не имели аналогов в памяти родителей. Обеспокоенные супруги отправились к детскому психиатру. Тот выслушал их, посмотрел на Марата и переспросил:

- Вы же с ним по-русски разговариваете, да? А он у вас с самого рождения и почти по сию пору жил в ауле. Он действительно вас не понимает. И потом, вы как к нему обращаетесь? Марат? Могу предположить, что до вас родня его называла каким-нибудь прозвищем. Мако, Мико, Монти, Матончик. Масса вариантов на самом деле. Барьер у вас, сударь и сударыня. Языковой барьер. И уж поверьте, сыну сейчас не легче, чем вам.

Это кажется, что ради определенной цели легко освоить язык, на котором до сорока пяти лет не говорил. Марат, выросший в Петропавловске, усваивал казахские слова даже хуже, чем Оксана. И эти слова отказывались складываться в предложения. Знакомая преподавательница казахского посоветовала чаще бывать на людях, в толпе, слушать, как разговаривают между собой другие, повторять фразы целиком, запоминать их.

И семья стала ходить по вечерам на прогулки, в выходные толкаться на рынке, сидеть в свободное время с соседями на скамейке во дворе. Однажды Маратик сказал «папа». Радости не было предела. Слово «мама» было встречено с еще большим энтузиазмом. А потом помог розовый заяц.

Оксана с сыном шли по торговому дому, как вдруг малыш как вкопанный остановился у витрины с игрушками. Под искусственной елкой сидел громадный розовый заяц с барабаном в лапах. С полминуты мама с сыном его разглядывали, потом Оксана тихо потянула за руку ребенка. Пойдем, мол, пора. Магазин огласил вопль:

- Мама! Бер! Дай! Мое! Пу-ки! (очевидно, что это было слово «купи»).

И все встало на свои места. Маратик понял, что мама не собирается покупать чудесного зайца, для Оксаны было ясно, чего ребенок хочет. Но главное, они запросто общались. Женщина схватила сынишку, расцеловала в обе щеки и внезапно выдала:

- Аламыз ба? Купим? Да?

Через год Маратик Ахметов пошел в детский сад. Читает сейчас на утренниках стишки и на русском языке, и на казахском. На занятиях рассказывает, что сильно любит он маму, папу, розового зайца и кошку Мусю. И еще ананасы, мультики и самолетик с пропеллером. Не знаю, каким прозвищем его называли до того, как он получил фамилию Ахметов, а сейчасмама зовет его очень просто - Айналайын.

Как часто для того, чтобы мы стали лучше и мудрее, мир должен переворачиваться с ног на голову…

Наталья ДЕНИСОВА.