Кызылординские вести

В качестве казенной жизни многое зависит от руководителя заведения. Три года назад в кресло директора Кызылординской областной коррекционной школы-интерната сел Несипбай Бодыкович Кентбаев. Первые его распоряжения касались не учебного процесса, а хозяйственно-бытового. Ограду – снести к чертовой матери. Унылые серые стены покрасить в белый цвет. В игровые комнаты поставить специальную мягкую мебель. В спальни – двухэтажные кроватки, чтобы было где развернуться. А иначе у детей появляется странная походка. Привыкшие в тесных комнатах лавировать между кроватями, ребята и по улице ходят «боком».

Нетиповое здание, бывшее общежитие интерната для детей чабанов имени первого покорителя космоса Гагарина, стало по-настоящему домашним. Что и нужно было иметь с самого начала, ведь слабые умишком школьники проводят здесь девять лет своей жизни.

Я обхожу помещения, суя свой нос во все, что интересно, а красавица Гульмира Хожбанова, заместитель директора по воспитательной работе, терпеливо отвечает на мои вопросы. На какой-то момент останавливаюсь и присаживаюсь на первый попавшийся стул. Надо осмыслить простую фразу. В коррекционную школу с недавних пор принимают только детей с диагнозом олигофрения в стадии дебильности. Есть еще несколько воспитанников с ДЦП. А детей-имбицилов, спрашиваю, куда? А добрых и ранимых малышей с болезнью Дауна? Гульмира пожимает плечами. Вырисовываются два варианта. Или в интернат для психохроников, что само по себе страшно, или «под мамину юбку».

Я понимаю, что это распоряжение не директора школы, но, наверное, у инспекторов областного управления образования не было в семье ребятишек со страшными диагнозами, да и контакта с такими семьями плотного нет. Ни «имбицила», ни малыша с болезнью Дауна не научишь грамоте. И уж точно не вылечишь. При родительском согласии милых, короткопалых, улыбающихся «даунят» могут пристроить органы социальной опеки в интернат для психохроников. А им там не место. Они удивительно добрые, доверчивые и общительные люди. И любят окружающий мир. А в окружающем мире есть та гуманность, которая удобна, и та, что создает проблемы. Вторую ни граждане, ни общество стараются непроявлять.

Детская олигофрения произрастает на бытовом алкоголизме, не случайно таких ребят называют детьми воскресенья. Цветет на асоциальном поведении взрослых, перенесенных ими венерических заболеваниях, неспособности воспитать дитя, которому дали жизнь. Не секрет, что в «дебильные» часто попадают дети школьного возраста, родившиеся практически здоровыми, но в проблемной семье. То, что нужно малышам для развития, они не получили, вот тебе и инфантильность. Несипбай Бодыкович про своих воспитанников так и говорит: - У нас ребятишки с небольшой умственной отсталостью. О них надо заботиться, и все будет в порядке.

Как давно я не видела мужчины, способного заботиться о чужих детях. А их в интернате 150, и у каждого своя судьба.

- Училась у нас девочка, Салтанат, - Несипбай Бодыкович вспоминает, а на лице у него выражение как у врача, потерявшего больного, которому еще можно было помочь. – По документам значилась как сирота-отказница. Лет четырнадцать ей было, когда она пришла ко мне в кабинет с просьбой. Помогите, говорит, мать найти. Ведь где-то же она есть. После девятого класса смышленой девочке пойти было некуда. И мы решились. Начали самостоятельные поиски, нашли мать, спросили, не хочет ли она общаться с дочкой, забрать ее к себе. Женщина и вспоминать о девчонке не захотела. Родила она ее по молодости вне брака, отказалась от дитя в роддоме. А сейчас у нее есть семья и новые дети. Салтанат мы сказали, что ничего с поисками не вышло. Передали ее после выпуска в интернат для психохроников. А куда иначе? На улицу?

Мальчик Азамат тоже отказник. Когда по телевизору показывают матерей, оставивших своих детей, он коротким жестом проводит ребром ладони по горлу. «Вот так их резать надо».

А в семье у пятнадцатилетнего Артура сериал почище бразильского. Был он «приходящим». Ездил в интернат на занятия из дачного комплекса, где проживал с матерью. А теперь ее у него нет. Нет, для него-то мама существует, но вот родительских прав за беспробудные пьянки и буйное поведение ее лишили. И надо Артурке привыкнуть, что теперь у него один дом – интернат, но сердце мальчишки с этим мириться не хочет. И он уезжает к маме снова и снова, а потом беглеца возвращает в казенное заведение участковый.

Вообще, с «приходящими» детьми проблем у учителей и воспитателей интерната больше, чем с «районными». Те приедут от мам с папами и вливаются в школьную жизнь. И никаких контактов с нежелательной средой, если она на месте проживания есть. Разве только вошек привезут, это случается. Но в день приезда молоденькая медсестра Ляйля осмотрит воспитанника и специальным шампунем всю дрянь из волос выведет, если надо. А вот «приходящие дети» - это, скорее, дети дома, дети улицы, чем интерната. Мы с Гульмирой Хожбановой идем знакомиться с шестым русским классом. На спортплощадке физкультурник Марат Карамергенов уже построил шеренгу. Толик, Артемка, Йозапас, Бауржан, Боря и Нурия. В классах не более десяти человек. Здороваются дружно, улыбаются. Мальчишки рассказывают, как интересно в школе учиться. Еще бы не интересно. Каждый день труды. И можно сколотить из досточек скворечник. Табуреточку своими руками сделать. Но вот один из пацанов никак не бросит курить. Не получается. В наркологической больнице его отучили нюхать клей, но там же доверчивый с куцым умишкоммальчик завел друзей, с которыми после залез в магазин. Грабить. От спецучреждения его спас малый возраст. Он соглашается с учителями, что многие его поступки нехороши, в интернате ведет себя как все воспитанники, но за его стенами он буквально беспризорник…

А малыши-первоклассники скучают по родителям. Скучают так, что не спят по ночам, рыдают в подушки, и воспитатели пьют валерианку. Дети не понимают, почему у себя в ауле их не взяли в обычную школу, и считают, что злые взрослые с ними поступили несправедливо. Никакими играми и развлечениями, прогулками по городу первые месяцы не избавишь их от тоски. Только во сне у ребенка счастливое выражение лица, а глазки откроет – маленький зверек, загнанный в клетку.

- Это пройдет, зато на второй-третий год обучения видно, как они скучают по интернату и друзьям во время каникул, - улыбается Гульмира. - Тем более, что у нас многим воспитанникам лучше, чем в семье. Мы их любим такими, какие они есть. Мы не дадим их никому из окружающих в обиду. Мы вовремя их накормим, и не забудем искупать.

Для школьника с диагнозом «олигофрения» то, что составляет элементарную базу знаний обычного ученика – большое достижение. Большинству интернатовцев трудно учить звуки и буквы. Даже если в порядке зрительная память, с речью могут быть проблемы, исправить которые под силу не каждому логопеду. А графически изображать звук, не умея правильно его произнести, трудно. Обычные дети не учатся целую неделю рисовать звездочку, и целый урок не работают над тем, чтобы запомнить, что такое круг. И весь процесс образования в коррекционной школе поставлен на достижениях «от малого к большему». А учителю всегда нужно быть готовым к тому, что этого «большего» может и не быть. Зато с особым удовольствием здесь ставят концерты и устраивают «Веселые старты». И искренне восхищаются друг другом, и жалеют искренне.

А вот и пример гуманности. Человеку, чья жизнь не осложнена олигофренией, поучиться бы. Ни воспитанники коррекционной школы, ни ее сотрудники никогда не употребляют слова «дурак». Оно здесь обидно и глупо звучит. Дураками здешних детей могут назвать разве что посторонние люди. Шлагбаума между миром детей-инвалидов и внешним, здоровым миром, увы, не поставишь. И обиды приходитсятерпеть.

Наталья ДЕНИСОВА.

(Многие детские имена по этическим мотивам изменены автором).