Кызылординские вести

Игорь ТИТЕНОК
Шарлотта Ивановна Данилова-Ульмер сорок шесть лет учила химии и жизни три поколения кызылординцев. И продолжает это делать, хотя на пенсии уже почти четверть века. И двадцать, и десять лет  назад, и сегодня не перестаю поражаться ее оптимизму, умению моментально душевно согреть того, с кем она общается в эту минуту. В химии, напомню тем, кто не учился у Лотты Ивановны, реакции по признаку выделения и поглощения тепла делятся на эндотермические (поглощающие тепло) и экзотермические (выделяющие тепло).
Так вот, в общении с Лоттой Ивановной всегда происходит экзотермическая реакция. Она удивительный человек, ее способность выделять мегаджоули  душевного тепла поражает. Маленькая, даже сказал бы, хрупкая, а целая электростанция положительной энергии. Она и сейчас в свои без пяти минут девяносто энергична и суперподвижна. Во время нашего трехчасового разговора она сидела в кресле самое большее пять минут, потом вскакивала (именно вскакивала, а не поднималась кряхтя),  бегала, показывала, убеждала меня активной жестикуляцией, садилась и в кресле продолжала двигаться. По нашим с ней подсчетам, за 46 лет учительствования уму разуму и химических знаний у нее набралось около пяти тысяч ребят, и никто из них не видел ее сидящей, уставшей и, Боже упаси, потерявшей хоть на минуту интерес к своим ученикам. Может, поэтому среди этих тысяч не было ни одного двоечника по химии.
— Ну, а троечники были, — вспоминает учительница, — но это были мои троечники. Они получали такую оценку, исходя из общего уровня знания химии в классах, где я ее преподавала. Когда  они уходили от меня, с ними иногда случалась странные метаморфозы. Помню ученика, который знал у меня химию на твердую тройку, после восьмого он пошел учиться  в профтехучилище, а на следующий год пришел и подарил мне диплом первой степени, который он получил на олимпиаде по химии среди учащихся профтехучилищ области.
Несколько раз общими усилиями с Лоттой Ивановной мы пытались выстроить нашу беседу в хронологической последовательности, но ее увлекательные рассказы о тех или иных событиях ее жизни уводили нас в сторону. А начали вроде разговор спокойно – с Петра I, который пригласил ее предков из Германии обустраивать и укреплять империю. Триста лет назад они  поселились близ Днепропетровска. Оттуда ее корни, и там они чуть было не пресеклись. Во время гражданской вой¬ны батька Махно, который хозяйничал и бандитствовал в тех краях, решил заживо сжечь группу активистов села. В числе связанных и обложенных сеном был и директор местной школы Иван Готлибович Ульмер. Гореть он уже начал, но в тот момент ворвались в село красноармейцы и успели потушить пожар, спасти людей, приговоренных Махно к сожжению. У будущего папы Лотты Ивановны только волосы обгорели. Потом выросли, но уже всегда были седые.
Далее жизнь ее родителей наладилась, отец продолжал учительствовать и быть директором в станице Буденовской, которую так назвали в честь самого известного местного жителя маршала Семена Буденого. Директор местной школы был с ним знаком и даже общался, когда великий красный командир приезжал погостить в родную станицу.
Счастливое и безмятежное детство для Шарлотты закончилось с началом Великой Отечественной войны. Уже 14 сентября 1941 года ее семья грузилась в товарный вагон, который отправился в далекую неизвестность. Двенадцать семей в одном вагоне-теплушке добирались до станции Камбаш между Аральском и Казалинском почти два месяца.
Лотта Ивановна рассказывает о тяжелых, трагических событиях, но с присущей ей удивительской способностью отыскивает в них светлых, добрых, умных людей, говорит о них,  и рассказ ее от этого получается другим, пусть грустным, но оптимистичным.
Отец с матерью Екатериной Эдуардовной на станции Камбаш фактически заново создавали начальную школу, а Шарлотта училась в Казалинской железнодорожной школе №6. Там и жила в интернате, а на воскресенье ездила к родителям. Понятно, что в то время было трудно, голодно, но моя собеседница вспоминает о том, какая была ухоженная школа, какие замечательные, умнейшие и добрейшие педагоги были у них. Один раз она вскользь сказала о школьном двухсотграммовом хлебном пайке, но упомянула об этом лишь для того, чтобы показать высшую степень справедливости, которая царила в их школе.
— Хлеб нарезали всегда в присутствии директора школы, — говорит Лотта Ивановна, — и мы знали, что все будет по-честному. Мы привыкали, мы жили с этим, это у нас было и осталось в крови – по-честному.
— Счастливым, сияющим моментом, – продолжает она вспоминать, — стало известие о том, что мне будет вручена медаль «За отличные успехи и примерное поведение». – Да, я училась на одни пятерки, была активна во всем, но при этом знала, что я ссыльная, что мне, достигнув совершеннолетия, надо будет отмечаться в спецкомендатуре, нельзя выезжать за пределы населенного пункта, где проживаю, и паспорт «серпастый, молоткастый» мне не дадут. Поэтому и думала: такая медаль не для меня. Будучи старше, уже сама работая в школе, стала реально представлять, какую стойкость, принципиальность проявили мои учителя, завуч, директор, нашлись ведь справедливые люди и в гороно и облоно, которые все вместе боролись за меня, отстояли мою медаль. От этого она мне дорога не только как награда за учебу, она для меня  как символ справедливости.
Рассматриваю медаль, фотографирую ее. Выглядит она как только что с Монетного двора. И не удивительно – такое золото 583 пробы не тускнеет, не ржавеет веками. Странные мысли рождает этот предмет, когда его видишь и держишь  в руках. 1945-й год. Страна, хоть и победитель, но полуразрушенная, обедневшая, все еще недоедающая, но вручает своим лучшим ученикам медали из золота, почти 17 граммов, 583-й пробы. Дети и их родители получают медали в госбанке, в опломбированных коробочках. Потом страна становится на ноги, восстанавливает народное хозяйство, потихоньку богатеет и в 1954 году снижает пробу золотых медалей для своих отличников до 375-ой. Ну, а уже когда зажили почти нормально, в 1960 году золотую медаль решили сделать позолоченной, но из меди и цинка. Кстати, в 1945 году медаль «За отличные успехи и примерное поведение» по документам золотой не называлась, просто она была из золота, и поэтому все ее так называли. Парадокс еще в том, что в те времена, когда материальное значило много меньше идеального, отличнику давали медаль, цена которой в нынешних деньгах минимум 200000 тенге.
Может, предыдущий абзац кажется в этом повествовании о жизни и судьбе Лотты Ивановны сбоку-припеку, но он появился из нашего разговора. Но на вопрос, что для педагога очень важно в общении с детьми, она опять – честность.
— Ложь, неправда может запросто сломать любую педагогическую методику. По моим многолетним наблюдениям, до 16-17 лет почти все дети ложь встречают в штыки. Это потом многие из них научаются жизни и относятся к этому проще, некоторые  сами берут ложь на вооружение. Чтобы достучаться до детей, надо быть с ними честными. Поверьте на слово, это помогает и в усвоении всех школьных наук.
Школьная золотая медаль в те времена и до самых восьмидесятых открывала выпускнику школы двери любого вуза СССР. Как говорится  и поется «от Москвы до самых до окраин». Показал медаль и не надо сдавать вступительные экзамены. Это если, конечно, у тебя паспорт есть. У юной Шарлотты на тот момент не было даже перспективы получить паспорт. Но будучи наивным оптимистом, она все-таки поехала в Алматы и сдала документы в университет. Ее с радостью встретил ректор университета.
— О, у нас теперь есть золотой медалист на первом курсе, — объявил он прилюдно.
Назавтра он пригласил ее в кабинет. Заставил сесть, напоил чаем и… она поняла, что документы уже посмотрели в спецотделе.
— Ты только не плачь. Я обо всем договорился, сейчас тебе принесут все твои документы, тебя никто не будет  ругать, наказывать. Садись в поезд и езжай домой, у тебя все будет хорошо.
Еще один удар судьбы, крах надежд. Только и остается плакать и проклинать свою судьбу – причин для обид более чем достаточно. Казалось бы, этот поворот в своей жизни Лотта Ивановна должна вспоминать с обидой и горечью, но она не такая. Участливое отношение ректора к судьбе девчонки из глухой провинции тронуло ее, осветлило душу, не дало пошатнуть веру в то, что в мире больше хороших и добрых людей, чем злых и плохих. И теперь в ее воспоминаниях о поездке в университет главная фигура – добрый, умный ректор, а все остальное – лишь обстоятельства, которые свели ее с этим человеком.
Ректор оказался прав насчет того, что у нее все будет хорошо. Когда ее школьный товарищ Володя Овсей узнал, как она съездила в Алматы, он сказал: дай мне твои документы, поеду в Кызылорду, пойду в пединститут и все расскажу, тебя примут обязательно. И поехал, и дошел, и сказал. Через два дня Шарлотта получает телеграмму «Приезжайте тчк Вас зачислили». А тут опять не везет – из-за того, что там, где она жила, кто-то заболел чумой, поезда на станции не останавливались. Нашлись люди, помогли добраться до Казалинска, а потом и до Кызылорды. Конечно, опоздала. Пришла уже документы забирать, но ее поняли, учли, как сейчас говорится, форс-мажор, и она стала студенткой.
Учеба привычно для нее покатилась на одних пятерках. Шарлотта была еще и талантливой спортсменкой. В гимнастике (спорт¬ивной) она быстро поднялась до первого разряда. Легко могла бы стать и мастером спорта. Только звание это можно было завоевать на республиканских или даже союзных соревнованиях. А Шарлотта, как уже сказал выше, была невыездная из Кызылорды. Наверное, и тренер понимал, что занятия спортом для этой девочки – только для здоровья. Но как бы там ни было, студенческие годы проходили для нее интересно. Как и в школе, в пединституте Шарлотта уверенно шла на красный диплом.
— И чем закончился поход за красным дипломом? – интересуюсь.
— Закончился анекдотом, над которым смеялись потом несколько поколений студентов и преподавателей. Я даже немножко горжусь, что так получилось. Я не получила красный диплом, но получила возможность увидеть, что мои друзья, преподаватели, декан уважают меня и более того — готовы головы свои подставить за меня. Это меня тронуло. Расскажу, почему это в общем-то нерадостное событие стало веселым.
Председатель экзаменационной комиссии был из столицы, кто-то весьма значимый. Сдавали первый экзамен по марксизму-ленинизму. Экзамен был открытый для студентов и преподавателей – они сидели зрителями в аудитории. Как всегда, я вызвалась отвечать первой. Все знала, все сказала, на дополнительные вопросы ответила. По реакции своих преподавателей и сокурсников-болельщиков поняла – должна быть пятерка. И члены комиссии тоже за «пятерку», но председатель согласен только на «четверку». С ним стали спорить, но он выдвинул железный, на его взгляд, аргумент: не может какая-та немка на отлично знать Карла Маркса и Фридриха Энгельса.
Что после этих слов – плакать или смеяться? Декан, преподаватели  стали уговаривать меня писать о том, что я не согласна с оценкой и говорили, и я это видела, что они меня поддержат во всех инстанциях и добьются пересмотра этой оценки. Все было так искренне, так по-товарищески – они за меня переживали. Для меня это было дороже всех «пятерок» мира. Пусть все останется анекдотом про немку, Маркса и Энгельса, — сказала я своим друзьям и преподавателям.
После института Шарлотту направили в аульную школу, но тут вмешался студент-заочник Фарид Губайдуллин. По нашим нынешним меркам, странный такой заочник. Дело в том, что Фарид учительствовал уже давно и более того, был директором школы №2 имени Ленина, где учились мальчики. В институте он «добивал» высшее образование, а заодно присматривался к будущим педагогам. Ныне бы сказали, что вел селекционную работу на дальних подступах. Вот таким образом, сам талантливейший человек, Фарид Хакимович многих отличных педагогов привел в свою школу. Он сам по всем инстанциям с ее документами прошелся и Шарлотту заполучил.
Привел ее в десятый класс, представил  мальчикам, среди которых были ровесники преподавательницы (война многих заставила доучиваться не по годам). Хотел как-то ей помочь на первых порах, но она, как всегда, решила что надо самой находить общий язык с дяденьками за партой. Ту первую свою учительскую речь она и сейчас помнит почти дословно.
— Предложила им честное сотрудничество, спрашивайте, о чем хотите. На все постараюсь ответить. Что не знаю, в книгах вычитаю и вам расскажу. Два месяца на таких уроках мы, честно скажу, до химии не доходили. Но зато потом, когда подружились, стали понимать друг друга и доверять, мой предмет пошел у них на «ура». Многие из них полюбили химию, а через нее и другие предметы, где надо решать задачи – физику, математику.
— Уровень знания химии ваших учеников на протяжении десятилетий был много выше, чем в других школах области. Ваши ученики без дополнительного образования принимались в химические лаборатории крупных предприятий и всегда там были лучшими специалистами. Как удавалось так основательно втолковывать химию школьникам?
— Волшебных методик как не было, так и нет. Есть простые и вечные истины. Если педагог влюблен в свое дело, уважает и  честен со своими учениками, то он обязательно добьется результата – знаний своих учеников. Нельзя вызвать интерес к химии у других, если его у тебя самого нет. В общем, если хотите от меня услышать каких-то педагогических советов, то я вам вряд ли что новое скажу. Процесс передачи знаний должен быть интересным, при этом ученик всегда должен чувствовать, что он движется к решению своим умом, а не ощущать, что кто-то его тянет за уши. Есть десятки педагогических  приемов, которые безотказно действуют на одних учеников и только вредят другим. Класс – это не серая масса, а очень разные личности. Находите контакт с каждым. Не знаю, для кого как, но для меня каждый урок был в чем-то импровизацией.
Я, дочка учителя, с малых лет хотела быть учительницей, играла в учительницу. Порой мне кажется, что та детская игра у меня никогда и не заканчивалась.
После золотой медали в школе и чуть «недокрашенного» диплома пединститута Лотта Ивановна еще дважды становилась круглой отличницей. В 1960 году, а было ей тогда чуть-чуть за тридцать, она получила звание «Отличник просвещения Казахской СССР». Спустя девять лет к этому званию добавляется «Отличник просвещения СССР». Дважды отличника  образования коллеги избирают делегатом Всесоюзного съезда учителей в Москве в 1978 году. И там на съезде ей вручили орден «Знак Почета».  Позже, в 1986 году, к самому «младшему» ордену Советского Союза добавится один из «старших» орденов – Октябрьской революции.
Тот, кто знает, как, кого и за что награждали в СССР, тот понимает, что Лотта Ивановна «собрала» максимально возможный для педагога  той нашей большой страны набор наград. Это джек-пот, который выпадает крайне редко. Конечно, Лотта Ивановна гордится своими званиями и орденами, но она никогда за ними не бегала! Своим трудом, успехами своих учеников добивалась она признания.
С Лоттой Ивановной знаком больше полувека и всегда ее знал как Лотту Ивановну. Под этим именем она известна всей Кызыл¬орде, а через своих учеников – без преувеличения – всему миру. Только сейчас задумался о такой странности, почему обращаемся мы все к ней неправильно: ведь в имени-отчестве не используются краткие имениа. Где вы слышали Саша Петровна,  Света Алексеевна или Катя Андреевна? В школах точно такое не бывает. Сложившееся к ней  обращение Лотта Ивановна объясняет тем, что в школе к ее приходу уже была преподавательница с именем Шарлотта, и чтобы их как-то отличить, ей «шар» из имени убрали. При этом она охотно соглашается с версией, что уж очень много в ней было «детскости», когда она пришла в школу, потому имя у нее и осталось детское. И последние семьдесят лет ее никто иначе, как Лотта Ивановна, не называет.
И надо сказать, что детское имя одному из старейших педагогов области очень подходит.
Только после смерти Сталина Лотта Ивановна наконец-то потеряла статус спецпереселенца и получила паспорт, стала вольной в выборе, куда ехать. И опять она поражает своим умением сильно не огорчаться по поводу ударов судьбы и даже находить в этом что-то забавное.
— Документы на отмену моего комендантского образа жизни сотрудник комитета госбезопасности принес мне домой. Это не потому, что для этой организации я была значимой фигурой. Просто у этого сотрудника двое детей были моими учениками. Вот он из уважения и постарался сделать так, чтобы меня  не вызывали, я не нервничала, не ждала по приемным. Он чувствовал себя неловко, пытался как-то извиниться за всю систему. Тогда я поняла, что реабилитация, которой так долго ждала, в умах, сердцах людей, которые меня знают, уже давно состоялась. Стало как-то легче, свободней.
Вскоре последовала и государственная, официальная реабилитация таких, как я. Она мне принесла анекдотический  сюрприз. Когда я стала оформлять пенсионные документы, оказалась, что у меня трудовой стаж на четверть века дольше, чем я живу – целых 85 лет мне насчитали. Оказалось, это органы, под  надзором которых я долго находилась, посчитали, что это были для меня экстремальные условия, как за полярным кругом, и потому мой стаж помножили на свой  коэффициент, получилось так, что на две жизни хватит. На размер моей пенсии это, правда, не повлияло, но как извинение это было очень убедительно.
Лотта Ивановна практически со старта была признана суперным учителем химии. Благодаря целостному представлению о химии, которое она закладывала в головы своих учеников, научению их решать задачи, для тысяч из них это сыграло решающую роль в выборе профессии.
Был у нее в классе мальчик, или даже можно сказать, дядя. Он четыре раза на второй год оставался. Он об армии мечтал, а как родители ждали, что он наконец-то школу  закончит, это вообще не передать. И мальчик-дядя был не глупым, но писал с поразительным числом ошибок. И педагог по русскому языку и литературе был очень хорошим, а все равно – ошибка на ошибке.
— Ну, и что теперь парню до пенсии в школе учиться? – задала вопрос своим коллегам Лотта Ивановна, — и сама же предложила, — Давайте «натянем» ему троечку по русскому и отпустим во взрослую жизнь.
Преподаватель по русскому посчитал это неправильным, и на Лотту Ивановну написал докладную записку в горисполком. Так получилось, что в результате разбирательства автор докладной оказался в другой школе, а многогодник получил-таки аттестат о среднем образовании. А теперь самое интересное. Этот парень взял и подал документы в мединститут. Химия была первой на экзаменах, он ее на отлично сдал.  На него обратили внимание, а когда дело дошло до сочинения, ему откровенно помогли сами экзаменаторы. Они, видимо, посчитали, что почерк врача все равно будет никому не понятен, а без химии и биологии врач не получится. Они оказались правы – из парня получился очень хороший доктор.
Отличным педагогом Лотта Ивановна стала и для своего мужа Владимира Васильевича Данилова. Па-рень после чуть ли не пятилетней службы в армии совсем желание к учебе потерял, а Лотта Ивановна смогла его мотивировать. Так что не без участия своей супруги Владимир Васильевич стал хорошо известным в области педагогом-тренером. Он, кстати, этого не скрывал и даже гордился тем, что у него такая спутница жизни.
В 65 лет Лотта Ивановна ушла из школы. Посчита-ла, что хватит, хотя сил хватало, руководство школы и родители уговаривали еще хотя бы пять лет поработать, но она приняла решение и как всегда — твердое и окончательное. Но преподавание химии не бросила. Родственники, друзья, знакомые, потом друзья знакомых и знакомые друзей стали просить позаниматься с их детьми. Дело доходило даже до того, что бывшие ученики на летние каникулы отправляли своих детей из других городов к Лотте Ивановне химии научиться. Меняются времена, меняется программа по химии в средней школе, написаны десятки новых методичек для преподавателей этого предмета, но по-прежнему то, как это делает Лотта Ивановна, дает наилучший результат.
В этой беседе не раз пытался понять, в чем же секрет этого выдающегося педагога. Почему у нее такая уди-вительная результативность по знаниям, а, главное, умением  ее учеников решать и познавать. И вот когда мы листали ее фотоальбом, мне пришла на ум неожиданная мысль: а ведь Лотта Ивановна всегда выгля-дела, как кинозвезда. Если бы не война, не эта судьба, она бы наверняка полвека была бы на облож ках журналов. Думаю, что многие ее ученики были влюблены не только в ее химию, но и в учительницу тоже. Причем это чувство любви к ней у всех ее учеников осталось навсегда.