Кызылординские вести

Рабига КУЛЖАН
Наш знаменитый земляк, поэт-билингв Ауэзхан Кодар умер в прошлом году почти в день своего рождения – 9 июля. В мае его семья провела в Алматы ас-годовщину смерти. В июле в Жосалы родственники собираются прочитать Коран на его малой родине.
Сегодня мы предлагаем читателям сокращенный вариант статьи исследователя творчества Ауэзхана Кодара Рабиги Кулжан. Полную версию можно прочесть на нашем сайте.
- Что смерть?
Ничего.Просто так.
- Неприятность?
Пустяк. Вроде свищей.
- Но, вероятно, она вероятность
И невероятных вещей?
- Увы, это плоть, это на душу так давит,
Что душенька бедная – вон!
- Что дальше?
А дальше: бес-тельность, бесцельность.
Без век и дыхания сон.
- Что смерть?
Исключенье из разных реестров:
Служебных, семейных, иных.
Ненадобность в мыле,
Очках и расческе,
Ненадобность чтения книг.
- Что смерть?
Абсолютная степень  свободы:
Не пить, не курить, не сорить.
- Что смерть?
Это мода, древнейшая мода,
А моду положено чтить.
- Что смерть?
Убеганье от всех кредиторов,
Уход в миражи, в никуда.
- Что смерть?
 Путешествие в лежбище дремы.
- Каникулы, в общем?
- О, да!  
Вот так, «на каникулах», отправив в Семей, к Абаю, жену и дочь, накануне своего дня рождения, который мы собирались отметить на его даче, не дожив  всего лишь два года до ожидаемого и грандиозно планируемого пророковского возраста, скоропостижно-неожиданно умер великий Поэт суверенного Казахстана, уникальный поэт-миллениум эпохи грандиозных перемен на стыке столетий-тысячелетий – Ауэзхан Абдираманович Кодар.
Это квистивное (вопрошаемое) сти-хотворение-дилог между отцом и дочерью, исполненное  с прекрасным юмором, дочь накануне только поместила на Ютуб. Говорят, что только избранные могут предвидеть свой конец. Ушел так, чтобы самые близкие ему люди не видели его смертельной агонии... В последние годы он много болел,  и не раз жена Замза спасала его от смерти, но на этот раз – не успела, не смогла...
...Он был поздним, желанным ребенком в семье агронома, и всей своей по-своему счастливой и в то же время трагической жизнью доказал верность избранного родителями имени: «Ауэз» («әу» демейтін нағыз қазақ жоқ) и фамилии: «Қодар», что означает по-индусски – «абыз» (мудрец, провидец)...
...Похоронили на Кенсае-2, почти рядом с земляком, генералом Орналы Боранбаевым, с которым он познакомился в Жанакорганской грязелечебнице в тот знаменательный год, когда вышел первый номер «Тамыра». Там же покоится другой его земляк Батырхан Шукенов.
...Поэта не стало, но он, как обещал, ушел всего лишь «на каникулы». Его семья и друзья продолжают его дело. В сентябре вышел очередной номер детища всей его жизни – знаковый 44-ый номер «Тамыра», целиком посвященный его творчеству, а 7-го октября 2016 года в республиканской публичной библиотеке состоялось очередное заседание недавно созданного по его инициативе Интеллектуального клуба, на котором и презентовали этот траурный номер журнала. Вела заседание вдова поэта Замза Кодар.
Как отметил его знаменитый друг из России А.П.Давыдов: «Благодаря усилиям А.Кодара ученые и писатели Евразии создают сегодня то, чего не удавалось ни одному основателю евразийских империй – ни Чингизхану, ни Тимуру, ни российским императорам. Они создают единое евразийское пространство, основанное на перекличке родственных душ, на тяге интеллектов и сердец друг к другу». Такова была жертвенная политическая работа истинного специалиста по культурным ценностям, которую «самозанятый» инвалид А.Кодар взвалил сам на себя добровольно.
Профессор философии из Санкт-Петербурга Алексей Грякалов как-то назвал Ауэзхана Кодара «гением местности», свято хранящим и оберегающим свое место с предельным вниманием к родному топосу, месту  проживания. Вот почему поэт так болезненно и живо реагировал  на все социально-политические, экономические, природно-экологические, локальные явления. К примеру, вернувшись после окончания вуза работать на свою малую родину в Джусалы в конце 80-ых, он первым делом обратил внимание на плачевное состояние могилы знаменитого земляка-фронтовика, Героя Советского Союза Тайымбета Комекбаева, дошедшего до Берлина. Написал статью на русском под названием: «Герой лежит, над ним лишь плачет красный кирпич…» и отправил в Москву. Как только статья появилась в газете «Труд», в Джусалы нагрянула солидная делегация военных из генштаба и за свой счет навек увековечила память героя-казаха. Сейчас гранитная могила героя –
одна из достопримечательностей районного центра. Земляки об этом помнят до сих пор.
Что касается духовной жизни южного региона, А.Кодар одним из первых предостерегал от повального увлечения молодежи и некоторой части казахской элиты мусульманскими течениями, чуждыми нашей природе, в которой ещё живы традиции митраизма и тенгрианства. Как он был прав! Ведь до сих пор наши земляки, строго «линейно» проживающие вдоль по территории Великого Шелкового пути вниз по Сырдарье, до сих пор поклоняются огню и духам предков, хотя приняли и свято чтят все заповеди Ислама.
Не зря красной нитью через всё его творчество проходит тема Тенгри и Коркыта, а темой его кандидатской диссертации было: «Диалог с традицией».  Благодаря одной только статье про Тенгри он получил в 2000-м году диплом  академика Народной Академии Казахстана «Экология», и званием этим он очень гордился.
К образу полумифического героя-земляка Коркыта он обращается почти во всех жанрах: статьях-эссе «Коркыт глазами степного знания», учебниках для школ «Очерки по истории казахской литературы» (1999 г.), рассказах и драмах «Истина Коркыта» и в поэзии. Всем известно, что Кызылординский государственный университет после жарких дискуссий все же стал носить имя Коркыта ата.
Знаковое стихотворение Кодара «Коркуту», посвященное своему земляку, было первоначально написано на русском. На казахский он перевел экспромтом по моей просьбе, подарил эту рукопись мне, которую я потом никак не могла найти, когда он попросил назад. Потом с радостью позвонил: «Апа, я заново перевел его!» Об этом случае он часто вспоминал, говоря, как трудно дважды войти в одну и ту же реку, вспомнить хорошую незафиксированную вовремя мысль-творение и сожалеть об этом как об истинной потере!
Творчество А.Кодара представляет исключительную возможность исследования моментов взаимопроникновения и взаимодействия литературно-художественных традиций Запада и Востока уже на современном этапе развития всё более глобализирующейся мировой художественной мысли…
Следующей особенностью кодаровского феномена является, как он сам об этом многократно говорил,  его одержимость переводом на протяжении всей жизни, в основном, прямым и двусторонним. В русском переводоведении «гением перевода» считают
В.Жуковского, который писал, что всё его творчество одновременно его и в то же время не его. Гениальность же переводчика Кодара состоит в том, что он, в отличие от В.Жуковского, соотносится и с солидным оригинальным поэтическим творчеством, и все его составляющие части-компоненты по объему и качеству равномощны и равноценны, что на практике встречается уж крайне редко…
Кодар вопреки всему доказывает возможность адекватно-эквивалентного и даже, порой, эквилинеарного (аутентичного) поэтического перевода. Некоторые кодаровские переводы Абая, в отличие от переводов других маститых переводчиков, включая и «культурных переводчиков-казахов», повторяют тонику оригинала, ложась на музыку Абая, к примеру, «Сегізаяқ» – восьмистишия. Ведь Абай сам себе аккомпанировал на домбре. Өлең – это и стихи, и песня.
Амбилингвальный (амбилингвизм – термин, впервые в 1964-м году использованный австралийским лингвистом-синологом Хэллидеем, означающий попеременное свободное и творческое использование двух языков на уровне родного для коммуникации на всех функциональных уровнях) феномен поэта Ауэзхана Кодара сродни в какой-то мере феномену Владимира Набокова и Иосифа Бродского, последнего он мечтал перевести на казахский полностью, если б на то был государственный заказ. Но дело в том, что оба Нобелевских лауреата-эмигранта творили на двух равномощных мировых языках почти с одинаковым опытом и традиционными взаимосвязями. Тогда как автохтонный «абориген» -уник А.Кодар, как в свое время Навои и другие поэты Азии, своим оригинальным поэтическим творчеством на двух этих языках заставил-таки  казахский язык встать почти вровень с русским!  По авторитетному свидетельству  все того же А.П.Давыдова, русскоязычную поэзию такого поэта-интеллектуала евразийского масшаба, как  А.Кодар, можно вполне признать частью и достижением всей современной русской литературы!
Алексей Грякалов, профессор философии из России, признает в Ауэзхане, как мы уже отметили, «гения местности», в первую очередь, как поэта-почвенника, явления топохрона. Казахстанский же литературовед-критик У.Абишева в нелегкой и трагической биографии рано осиротевшего больного мальчика-казаха  из глубинки очень верно усматривает синдром кипчака султана Бейбарса, оказавшегося по воле судьбы в свой ранний сенситивный детский возраст в чужой языковой среде, в чужом государстве. Мальчик Ауэзхан точно так же оказался в Крыму на лечении в детском санатории «Евпатория» – города, названного в честь царя-полиглота Евпатора, где он, оказавшись в условиях иммерсии (длительного погружения в среду чужого языка), забыв на какое-то время свой родной язык,  вынужден был сам, без чьей-либо помощи не учить, как это делают монолингвы,  а «дешифровывать» заново чужой, русский язык, на котором он сразу заговорил после недели молчания. (Кентавр – конь таврический?) К этому мы бы непременно добавили еще наличие врожденного поэтического таланта в ребенке и  ярко проявившегося в нем позднее «гена языка», который якобы не так давно был открыт учеными-нейролингвистами. Как правило, при смене языка в раннем возрасте на второй, индивид напрочь забывает первый язык.
На наш взгляд, двуязычие (амбилингвизм) Кодара в этом плане уникален. Оба языка – родные, не искусственно выученные, как в школе, а сенситивные, усвоенные в раннем детском возрасте, легко переключающиеся с одного на другой, как выражаются ученые – «двуполушарные». Перед нами по существу человек, который вопреки закону ассимметрии легко орудует обеими руками. (По гороскопу он – близнец!) Функционально оба языка в голове «профессора Кодара» почти равномощны и равноправно-равнофункциональны исключительно во всех сферах его практической деятельности и художественных жанрах.
Вот что говорит об этом сам носитель языков А.Кодар: «В моей жизни были часты переходы с языка на язык. В нужный момент и в любой обстановке я легко переключаюсь с казахского на русский и наоборот. Мое двуязычие для меня как спасение, как выход из любой ситуации и творческого кризиса. Когда на русском я сам себе не нравлюсь, когда я как бы исчерпал свои средства выражения, я перехожу на родной, казахский. И как будто омолаживаюсь. Я вхожу в стихию этого языка, лиризма, романтики, который полон каких-то новых, еще не использованных средств и нерастраченных сил. И этот язык меня как бы заново рождает. Мои стихи на казахском полны какой-то языческой радости жизни, в то время как стихи на русском полны грусти. В этом, по-видимому, кроется разный опыт этих двух языков, который порождает различную ментальность моего поэтического стиля. Человек, который пишет на разных языках, знает, что каждый язык ведет себя в сознании писателя абсолютно как собственник, требуя особого к нему отношения. Поэтому на казахском я выражаюсь не так, как на русском. И русский язык диктует мне свои правила и опыт, свои средства выражения, отличные от казахского».
Различное содержательное наполнение языков, их стилистико-тематическую маркированность в сознании билингва мы склонны также связывать, как мы уже сказали, с индивидуально-биографическими, психологическими, порой трагическими факторами, которые в свое время очень тонко подметил Мурат Ауэзов, полагающий, что в творчестве Кодара, активно утверждающего добро, доминирует «тирания боли над человеком, трансформированная в тиранию невежества над миром». Боль, как духовную, так и физическую, пришлось познать Ауэзхану в жизни сполна, включая и неудобства языковой мены в творчестве, граничащее, как указывает поэт, «с безумием, стоящим на трамвайном пути».
Следует отметить ещё одно немаловажное качество Кодара. При всём его диссидентстве, резкости и в какой-то мере оппозиционности к властям, ему всегда удавалось достойно блюсти политес и политкорректность, всякий раз призывая всех к диалогу на позиции равных, что позволяло ему до конца жизни быть граждански активным и оперативно востребованным в критических моментах по обе стороны политических дебатов. К нему всегда обращались за помощью журналисты. В друзьях он мог простить всё – всё, кроме жалости к себе как к инвалиду (демонстративно не подавал милостыню инвалидам), и сам не желал подачек и, наоборот, по-детски огорчался, когда зачастую не ценили его умственный труд по достоинству, не замечали его талант.  Он корчил гримасу, когда его сравнивали с Островским, Маресьевым, представляли вторым  кызылординским Зейнуллой Шукуровым из Приаралья. Но зато как заразительно смеялся своим неповторимым смехом, если упоминали при нем Тулуза Лотрека, называли его «провидцем Дали», казахским Стивеном Хокингом!
Быть насекомым, червем, как Гомункул, прорывающимся через мокрый асфальт, мифическим героем рассказов Борхеса иль Кентавром – вот далеко не полный перечень его сублимированных литературных образов, знать которых и сопереживать вместе с ним должен и обязан каждый его потенциальный, высоко интеллектуальный, эрудированный читатель. «Мой отец не мог ходить – он летал!» – сказала как-то в одном из интервью дочь Айман.
«Душа поэта не служит никому. Она со своей поэзией... Кодар говорит недоговорками – кто понял, тот знает, а кто не понял, тому и знать не надо. Его стихи как древнекитайские тексты, написанные на ваньяне. Чтобы читать их, надо знать, о чём читаешь. Эффект «недо» является компонентом его поэтической манеры», –
считает Алексей Давыдов, через Ауэзхана понявший и полюбивший и Чокана, и Абая, и Махамбета, и Магжана. Так же, как в свое время
В. Набоков, читая на английском лекции по русской литературе, представлял и описывал западу Пушкина, Лермонова, Гоголя и других русских классиков в качестве  западно-европейских писателей, так и наш Кодар, благодаря своим переводам на русский и английский языки и литературным эссе вывел, можно сказать, казахских классиков на понятный всему миру художественно-эстетический западный уровень.
В заключение обратимся  к семье Кодара, члены которой были его единомышленниками и помощниками во всех начинаниях, все эти годы они были в «одной команде» с друзьями, в единой упряжке по творчеству. «Замужняя муза» Замза – доктор наук, возглавляет в
ЖенПИ Институт гендерологии:
Пусть рождена ты женщиной, ты друг.
Иных мужчин покрепче и надежней...
Пусть целый мир враждебен мне, ты – «за»
Одна ты «за», чтоб не стих мой стих.
Одна ты «за», чтоб я писал, велик,
Чтоб не мельчал, не шёл на компромиссы...
Дочь Айман – востоковед, начинающий поэт и исследователь творчества отца – учится в магистратуре Сорбонны. Знает языки, подает большие надежды как знаток модернизма и постмодернизма, и не только. Есть еще одно их совместное любимое детище, предмет особого исследования – это уникальный журнал «Тамыр», в котором печатались и старики, и дети –
все, невзирая на ученые степени, специальности и профессии, должности, языки и ранги, лишь бы соответствовать свободному духу журнала, его проекту, основанному на трёх основных лексических значениях казахского слова «тамыр».  Очередной 45-ый  номер теперь уже выйдет без его создателя. Каким он будет, покажет время...
А мы скажем, что Кодар, имея базовое юридическое образование, состоялся не только как поэт, редактор, философ-культуролог, он состоялся и как любящий муж и идеальный отец, воспитавший и оставивший после себя достойное наследство:
«Мне теперь с этим миром расстаться не жаль,
Всё, что в книгах забыл, – в генах я прописал!»
Так что Кодар не умер, он продолжается...