Кызылординские вести

(Продолжение. Начало в №№139-140-141)

Хорезмская археолого-этнографическая экспедиция в 1948-1951 годах продолжала широко использовать авиаметоды, которые включали в себя визуальную разведку памятников в пустыне, съемку их с воздуха, аэрофтограмметрию, археологические авиадесанты для изучения утерянных в песках памятников. По-прежнему с экспедицией сотрудничали летчики Нукусского авиаотряда гражданского воздушного флота, а легкие самолетики ПО-2 стали привычной частью экспедиционного пейзажа. На них не только совершали авиаразведки, но и привозили членов экспедиции, продукты, оборудование. Иногда самолеты использовали в охоте на джейранов. У членов экспедиции были ружья, и, вероятно, существовало разрешение на охоту. А, скорее всего, просто никто здесь не запрещал охотиться – времена были голодные, и охотничьи трофеи были хорошей добавкой к экспедиционному пайку.

Как отмечал сам Толстов, качественно новым моментом в работе экспедиции являлось значительное повышение удельного веса стационарных раскопочных работ. Если раньше они велись на одном-двух памятниках одновременно, то в 1948-1949 годах осуществлялись на восьми (включая, конечно, и территорию Хорезма). Рекогносцировочные работы проходили на десяти памятниках, не считая раскопок курганов в районе Алтын-асара.

Основная база экспедиции была устроена возле крупнейшего памятника Жетыасарского урочища Алтын-асара, куда экспедиция в 1948-1949 годах выезжала осенью на машинах с базы на Топрак-кале, где в эти же годы также проводились масштабные стационарные раскопки. Самолеты, как всегда, вылетали с базы Нукусского аэропорта. По пути заезжали на памятники, делали фотосъемку, снимали замеры, собирали подъемный материал.

Лагерь разбивали у подножья Алтын-асара, где были обширные такыры, и можно было устроить аэродром для самолетов. В его устройстве принимали участие все члены экспедиции. Лагерь ставился по раз и навсегда принятому плану – большие армейские палатки выстраивались в одну линию. Несколько мелких палаток группировались возле основных линий больших палаток. Армейские палатки было довольно сложно устанавливать – для этого требовались большая сноровка и несколько человек. Они натягивались и крепились с учетом ветра «афганца», который задувал в этих местах осенью. Из воспоминаний Аргиропуло: «Ветры здесь возникают совершенно неожиданно и бывали такие, что весь состав экспедиции мобилизовывался на спасение лагеря. Тогда приходилось держать палатки руками, чтобы их не унесло. Однажды такой шквал налетел во время обеда, и мы выскочили из палатки-столовой, чтобы натянуть канаты, но было уже поздно: палатку сорвало, и она бездыханная легко опустилась на землю... Вспоминаю еще один смерч, который прошел по лагерю. Местное население утверждает, что, если его пронзить ножом, то лезвие его будет обагрено кровью. Все тот же Коля Горин, схватив кухонный нож, ринулся на столб песка, но, очевидно, «не попал в самое сердце» – нож был чист».

После разгрузки и установки палаток первым делом устанавливали электродвижок и организовывали временную кухню, камералку. Устраивали место для костра и общих «посиделок». Устройство места общего сбора, перекусов и обедов – было неким экспедиционным «ноу-хау». Для этого в плотном такыре выкапывался неглубокий кольцевой ров, овальный или круглый в плане. Глубина рва такая, чтобы было комфортно сидеть на краю такыра, поставив ноги на дно рва. Центральная часть такыра, окруженная таким рвом, служила столом. За таким «столом» и обедали, и проводили собрания, как, например, митинг, посвященный обращению Комитета мира. Костер же в экспедиции был не только местом, где можно было погреться (работы проходили, в основном, осенью в сентябре, октябре) или позавтракать. Он был центром, где происходило основное общение «хоризмийцев»: вечерние посиделки, разговоры, песни.

Из воспоминаний Аргиропуло: «Главным рассказчиком у костра был Валентин Дмитриевич (Берестов). Знакомый со многими интереснейшими людьми и великолепно подражавший их голосам и манере говорить, он «приглашал» в нашу компанию Маршака, Чуковского, Светлова и скольких еще... Иногда у костра было тихо. Шел приглушенный разговор в небольших группках по два-три человека, а некоторые молча смотрели на тлеющие угли, и не хотелось мешать их настроению. Такие минуты знакомы каждому, и у всех они свои, личные... Поздно у костра засиживаться не стоит. Завтра вставать в пять утра. За эти годы окончательно сформировалось ядро экспедиции. Все мы понимали друг друга с полуслова. В некоторых случаях дружба кончалась браком. Теперь эти пары дожили до внуков. Редко можно встретить человека, у которого вечера у костра не вызывали бы щемящего чувства и теплого отношения к ушедшему времени».

В конце 1940-х годов хорезмская экспедиция была уже хорошо структурирована и представляла собой отдельный институт. Помимо научных сотрудников ее работу обеспечивал целый штат технического персонала: водители, электрики, хозяйственники, повара, бухгалтеры. Была даже секретарь-машинистка.

Сотрудники экспедиции проводили в поле по несколько месяцев, зачастую, по полгода – с апреля по октябрь. Поэтому обустройству лагеря и налаживанию быта придавалось большое значение. В лагере была даже голубятня.

В фотоархиве много фотографий, посвященных ежедневной жизни лагеря, бытовым сценам, визитам гостей. Среди последних, в основном, было местное население – колхозники, пастухи, местное начальство. Но иногда в лагере появлялись и земляки –
сотрудники Джусалинского отделения Аральской противочумной станции, где работало много выпускников биолого-почвенного факультета МГУ.

В архиве есть, как всегда, и фотографии с «историей». Так, на одном из снимков запечатлена группа «Железная воля», известная своим мужественным омовением в экспедиции ледяной водой по утрам. Ю.Рапопорт в комментариях к «Песням Хорезмской экспедиции» писал: «После дня на раскопе было совершенно необходимо, на ночь глядя, лезть под душ. Но возникла еще группа «Железная воля», истязавшая себя и на заре».

Культурная жизнь экспедиции была представлена концертами и довольно регулярными спортивными соревнованиями и выпусками газет во многих отрядах, работавших на стационарных раскопках. Так, на Асарах выпускали газету «Алтын-асар», куда включали все научные, раскопочные и экспедиционные новости, а также поговорки все той же «Железной воли». Естественно, включалась и обязательная политинформация. На Асарах в 1951 году, к примеру, проводились спортивные соревнования между командами Алтын-асара и Асара №9. Эстафета, метание гранаты, прыжки, канат, волейбол. Алтын-асар победил «Девятку».

Рабочих для земляных работ, зачастую, нанимали на месте, хотя привозили и из Москвы (в основном, это были технические сотрудники или повара). С 1947 года в экспедицию стали ездить студенты-практиканты истфака МГУ. Правда, с ними была сложность в том, что осенью их могли отозвать для занятий, и приходилось специально каждый раз договариваться с руководством о продлении сроков их пребывания в экспедиции. Это доставляло беспокойство руководству ХАЭЭ, так как надо было планировать работы.

Рабочие были из соседних колхозов. Это были не только казахи. В 1951 году в Кызылординской области можно было встретить представителей самых разных национальностей. В 1944 году в Казахстан и Киргизию по приказу И.В.Сталина было депортировано более полумиллиона чеченцев и ингушей. Конечно, в то время ни в каких отчетах и публикациях этот факт не упоминался, но вот в дневнике Татьяны Жданко (заместитель руководителя экспедиции), скрупулезно записывавшей все что происходило в лагере и на раскопе, находим такую запись: «Сегодня к нам привезли рабочих – 8 девушек-чеченок. Сперва мы огорчились, думали, что они не справятся, но потом оказалось, что неплохо – они отвалы со склонов сбрасывают без труда и умело орудуют кистью, разметают склоны и раскопы – в общем, навели чистоту и порядок».

Г.Аргиропуло только в 1995 году опубликует свои воспоминания, где в том числе опишет и свою встречу на Асарах с рабочими-греками, его земляками, депортированными сюда в 1949 году с черноморского побережья: «В 1951 году, когда я работал на раскопах в казахской степи недалеко от города Джусалы, в экспедицию в качестве подсобных рабочих пришла группа депортированных греков. Это были разные не только по возрасту люди, но всех их объединяло одно качество: теплое и заботливое отношение друг к другу. Едва замечали, что кому-то плохо, тотчас спешили на помощь. Если бы со стороны этих людей проявлялось озлобление или хотя бы недовольство, никто не стал бы этому удивляться: ведь всем пришлось столько перенести. Они же старались сгладить свое неприглядное положение шуткой, по возможности поддержать упавшего духом товарища. А когда у одного из них нашлись жена или дочь, первоначально засланные в Сибирь, то радость стала общей и шумно отмечалась национальными песнями и плясками. Короче говоря, даже в условиях ссылки они не теряли присущего национальному характеру оптимизма».

 Стационарные работы в 1948 году начались, в первую очередь, на крупнейшем объекте Жетыасарского урочища, открытого еще в 1946 году, – городище Алтын-асар. В них принимали участие С.П.Толстов (начальник экспедиции), Т.А.Жданко (заместитель начальника), М.А.Орлов (замначальника по научной части, архитектор), Ю.А.Рапопорт (студент-практикант истфака МГУ), Т.Н.Сенигова (научный сотрудник Института истории АН КазССР), Н.Н.Вактурская (научный сотрудник Института этнографии АН СССР) и другие.

Первая аэрофотосъемка Алтын-асара была сделана в 1946 году, и уже тогда этот памятник привлек внимание исследователей своими размерами и сложным планом. Он расположен в Кармакшинском районе. Это огромное городище, неправильной трапециевидной формы, площадью около 16 гектаров. Внутри прослеживались следы застройки. В комплекс памятника входят четыре главных сооружения: трапециевидная ограда в юго-восточной части городища, круглая ограда в северо-западном углу (по мнению исследователей, это были, возможно, какие-то общественные постройки) и два крупных здания, названных соответственно «Большой дом» и «Малый дом». В окрестностях городища было зафиксировано несколько курганов.

Раскопки 1948 года носили разведочный характер, отряд раскопщиков был сравнительно небольшим. Тем не менее, результаты были чрезвычайно интересны. Тогда «Большой дом» стал основным объектом раскопок экспедиции, в «Малом» же доме был заложен разведочный раскоп. В этом сезоне были сделаны сложные чертежи памятника на разных стадиях его исследования. В результате раскопок установлено два четко выраженных культурных горизонта. Датировка производилась по керамическому материалу, собранному еще до начала раскопок в россыпях размытых помещений у основания сооружения. Толстов считал этот материал архаическими типами «тохарской» керамики I-го тысячелетия до н.э. и в датировках опирался на эту достаточно предварительную гипотезу.

Многочисленные находки костей домашних животных в помещениях «Большого дома» позволили Толстову высказать предположение, что разведение крупного рогатого скота было господствующей отраслью хозяйства жетыасарцев. В первый же сезон работ на Алтын-асаре была отмечена характерная особенность в строительной технике жетыасарцев – использование костей крупного рогатого скота при возведении построек. Слой перерубленных пополам костей клали в основание кирпичных перегородок между комнатами, эпифизами наружу, придавая стенами большую устойчивость. Коллекция костных остатков была обработана остеологом В.И.Цалкиным, сотрудничавшим с ХАЭЭ. Он установил, что КРС, лошади и верблюды составляли вместе свыше 30 процентов скота жетыасарцев и занимали в их скотоводстве, бесспорно, ведущую роль.

Другим массовым материалом городища (как и впоследствии исследуемых жетыасарских памятников) была керамика, своеобразная и разнообразная по своему составу. Заметное отличие керамического комплекса от керамики окружающих племен Толстов объяснял этническим своеобразием сырдарьинских тохаров, каковыми он считал жетыасарское население. В жилых слоях помещений «Большого дома» было найдено много цельных сосудов: большие хумы, кухонные горшки, миски, светильники... Все сосуды лепные, но очень хорошей проработки и отличаются разнообразием и изяществом форм. Многие из них украшены рельефными изображения-
ми в виде «бараньих рогов», коническими выступами, окруженными рельефным валиком в виде овала. Любопытны изображения змей с разинутой пастью. По мнению Толстова, жетыасарская керамика обнаруживает тесные связи с керамикой сарматских племен Поволжья и вместе с тем сохраняет древние традиции, связывающие ее с киммерийской керамикой Северного Причерноморья. Через киммерийскую керамику руководитель экспедиции пытался установить связь жетыасарской керамики с керамикой классического галльштата в бассейне Среднего Дуная, таврокиммерской культуры Горного Крыма и предскифской керамикой Северного Кавказа.

В этом же сезоне был вскрыт и исследован в нижнем горизонте большой зал, возможно, общественного или культового назначения. Наиболее интересным результатом раскопок 1948 года Толстов считал обнаружение спиралевидной планировки «Большого дома» Алтын-асара. Как отмечала в своем отчете Т.Жданко, «для установления этого факта потребовалось много труда и кропотливых изысканий группы архитекторов экспедиции, изучавших вызывавших вначале недоумение «хаотичное» разнообразие направления стен обнаруженных жилых помещений. Спиральная планировка некоторых тохарских памятников окончательно была выявлена в результате их аэросъемки». В этой планировке Толстов видел еще одно доказательство того, что жетыасарские племена были тохарами, упоминавшимися Помпеем Трогом.

В 1949 году на Алтын-асаре работал уже довольно большой отряд, практически весь состав экспедиции. Сюда приехал отряд аспирантов Института этнографии и студентов-практикантов с истфака МГУ – более 20 человек. Основные работы велись на «Большом доме», были начаты исследования курганов, расположенных в окрестностях Алтын-асара. В комнатах верхнего горизонта «Большого дома» была обнаружена очень развитая и усовершенствованная система отопления. Кроме пристенных очагов-каминов с дымоходами, ведущими в толщу стен, в большинстве помещений имеются печи с лежанками. Внутри лежанок-суф найдена целая система сложных отопительных ходов, заполненных сажей, золой и углем.

Раскопки на памятниках Жетыасарской культуры планировалось продолжить в 1950 году, но в тот год основные силы экспедиции были заняты работами на трассе главного Туркменского канала. В Жетыасарское урочище ХАЭЭ вернулась только в 1951 году. Здесь стационарные раскопки были продолжены на Алтын-асаре и начаты на новом объекте – Жеты-асар №9. В тот период экспедицией руководила фактически Т.Жданко. Она была прекрасным археологом, хотя и не публиковала научных статей.

В одном из курганов в том году были найдены фрагменты лука с костяной обкладкой в кожаном налучье и железный нож. В другом погребении – клинок меча длиной 40 сантиметров и сосуд с плоским боком, сделанный на гончарном круге.

Подводя итоги работ 1948-1951 годов в Жетыасарском урочище, С.Толстов на основе полученных данных построил свою хронологию этих памятников. По находкам отдельных фрагментов раннеафригидской керамики слой с «длинными очагами» Алтын-
асара был продатирован VI веком н.э. Самые нижние прослойки «горизонта зернотерок» были отнесены к первым векам до н.э. Материалы же Жетыасара №9 – к III-IV векам н.э. Было отмечено, что культура на протяжении всей ее тысячелетней истории отличается большой устойчивостью.

Раскопки в Жетыасарском урочище завершились в октябре 1951 года. Лагерь был свернут, находки упакованы, и караван машин тронулся в путь – в Нукус на базу, а оттуда в Москву. Несмотря на то, что многие гипотезы Толстова по поводу происхождения и этнической принадлежности населения Жетыасарской культуры были ошибочными и отражали идеологическую ангажированность советской исторической науки, трудно переоценить результаты работ Хорезмской экспедиции в Жетыасарском урочище. Экспедиция вернется сюда более чем через 20 лет, чтобы продолжить работы.

P.S. Подготовлено по материалам книги-альбома «История исследований Хорезмской экспедиции на землях Сыра» (авторы – И.А.Аржанцева, С.Б.Болелов, А.А.Тажекеев, 2018 г.)

(Продолжение в следующем номере)

Диас НУРТАЙ